— Вот принесла тебе телефон. Только ты не задавайся. Когда заскучаешь, возьмешь и позвонишь кому-нибудь.

— Кому?.. Как это? — удивился Витька.

— Да понарошку же! — объяснила Ларка. — Можешь позвонить или тете Любе Слезкиной, или Герке Хомичу. Или мне…

— А что мы с тобой будем говорить?

— Отстань! Отстань с такими вопросами! — она топнула ногой. — Много будешь знать — скоро состаришься, вот что! И смотри, не говори Хомке, что я подарила тебе телефон. А то он еще обидится и не будет со мной разговаривать…

Так телефон стал Витькиной собственностью. И с Геркой, и с тетей Любой он «разговаривал» по нему довольно часто, а вот самой Ларке не «звонил» ни разу: все не мог настроиться, боялся чего-то. Уже одно то, что раньше аппарат принадлежал ей, и она согласилась с ним расстаться ради него, Витьки, будоражило мальчишку. Нет, никогда и ни за что Витька не решился бы оставить его!

Они миновали уже больше половины расстояния, отделяющего точку капитана Жукова от Большого Острова, как вдруг вертолет начало потряхивать. Прерывистые толчки как-то незаметно перешли в мелкую зудящую вибрацию. И чем дальше, тем тряска становилась сильнее. Когда пересекли береговую линию, в машине уже все ходило ходуном. Борттехник Савватьев сполз из кабины и теперь сидел на полу в фюзеляже. На приборных досках у летчиков нельзя было рассмотреть ни цифр, ни делений, ни стрелок. Но Слезкин все вел и вел вертолет дальше от берега, глубже в тайгу. Он хотел долететь до отряда. Однако в какой-то момент машину так забило, залихорадило, что стало понятно: или сейчас у нее отвалятся несущие лопасти, или она вообще вся рассыплется в воздухе.

Они сели — вернее, плюхнулись, — на небольшую таежную поляну. Савватьев с трудом поднялся с пола, шатаясь, добрел до двери и распахнул ее. Солдаты посыпались на траву. Их старший — зампотех роты Рахманов — подошел к двери и спросил у Слезкина:

— Что случилось, Юра?

— Ты видел, как нас качнуло на взлете?

— Да, и даже слышал удар.

— Машину бросило на верхушку дерева, и мы рубанули по ней лопастями. Аэродинамика их изменилась, и в ходе полета нарушалась все больше. Фу, до сих пор у меня шарики в голове не в порядке…

Они вышли из вертолета и тоже опустились на траву.

— Ты хоть по рации-то сообщил? — допытывался Рахманов у лейтенанта Бизяева.

— По рации! — зло сказал тот. — Да она погасла сразу, как только тряска началась. Нежный механизм, что ты скажешь…

— Пойдем, Валя, посмотрим, что там с ней, — предложил зампотех Савватьеву. — Может, разберемся, исправим?

— Бесполезно! Здесь низина. Нипочем не достать до отряда по радио.

— А лопасти? Можно что-нибудь сделать с ними?

— Нет. Нужны новые, нужна точная регулировка. На эти — никакой надежды. Остается ждать, когда нас тут найдут…

— Надо было садиться сразу после удара, еще на точке! — это сказал Бизяев. — Осмотреть машину, исправить, что повреждено, и только после этого трогаться на Большой Остров.

Слезкин скривился:

— Ты что, не помнишь, что тогда каждая минута была у нас на учете? Стали бы копаться — и совсем, возможно, не улетели бы. А теперь хоть эти люди здесь.

— Эти-то здесь… — пробормотал Рахманов.

Офицеры замолчали, поглядели друг на друга, затем все разом — на возящегося в фюзеляже вертолета Витьку Жукова.

— Эй, Витек! — крикнул Слезкин. — Ты чего там делаешь?

— Черепаху ищу, — пропыхтел в ответ мальчик. — Она у меня выпала, когда стало трясти, и теперь заползла куда-то…

Волна - Untitled3.png

На острове остались Витькины мать и отец, прапорщик Савчук, восемь солдат. И если не произойдет чуда — всех их через недолгое время сметет с лица земли безжалостная Волна. Нет связи… Но неужели действительно ничего нельзя предпринять, и людям суждено погибнуть?

Наконец возня в вертолетной утробе прекратилась, и Витька выполз на землю. В руках у него был только телефонный аппарат.

— Не нашел Маруську, — сказал он. — Наверно, она совсем пропала…

Командир вертолета мельком посмотрел в его сторону и задержал взгляд на телефоне.

— Неси-ка сюда свой механизм!

Попросил у Савватьева отвертку и стал разбирать аппарат. Все недоуменно следили за ним. Слезкин снял дно, заглянул внутрь, даже, кажется, принюхался. Повеселевшим голосом произнес:

— Вроде исправный!

Бизяев отвернулся, подмигнул Рахманову с Савватьевым, приставил палец к виску и покрутил.

Этот жест не ускользнул от капитана.

— Не паясничайте, лейтенант! — сурово сказал он. — Нашли тоже время… Я совсем не рехнулся от тряски, как вы хотите представить. Я думаю вот о чем: ведь где-то почти рядом, километрах в полутора — двух отсюда, справа проходит линия электропередачи. В полете, если не идти сильно в стороне, ее хорошо видно.

— Отлично ее помню! — кивнул летчик-штурман. — И на картах она есть, и летали мы над ней. Только я не понимаю…

— Ты, возможно, и не поймешь. Но строительство этой линии обслуживал наш отряд. Я тогда еще летал на правом сиденье. Валя, — обратился он к Савватьеву, — ты помнишь, как мы возили туда телефонный кабель?

— Ну, как же! — отозвался тот. — Там строили ЛЭП, и тут же в земле тянули кабель на точки.

Борттехник вдруг охнул и тоже уставился на аппарат.

— Ты хочешь… подсоединиться?

— Думай, не думай — больше ничего не приходит в голову. Похоже, это единственный шанс.

Теперь уже и старший лейтенант Рахманов понял замысел командира.

— Какого же черта! — крикнул он. — Торопиться ведь надо! Валя, — ломик, лопата, другой инструмент у тебя есть?

— Сейчас, сейчас! — Савватьев бросился к вертолету. — В момент, мигом… — вынес и бросил на траву большую и маленькую лопаты, ломик. Зампотех подобрал все это, вопросительно глянул на Слезкина.

— Бизяев! — распорядился капитан. — Пойдешь вместе с Рахмановым, поможешь ему. Поработаешь физически, тебе полезно, а то сидишь много, затолстеешь еще…

Летчик-штурман поморщился:

— Товарищ капитан! Не могу я быстро по лесу! Тайга, издерешься весь…

Слезкин вдруг побледнел, рванул ворот рубашки и стал медленно подниматься с земли. Савватьев, быстро оценив ситуацию, вклинился между командиром и его помощником:

— Юра, кончай! Я сам пойду. Может, от меня будет больше толку. Я все-таки технарь.

Слезкин засопел, потоптался перед рослым борттехником. Сам он был низенький, кривоногий, смуглый.

— Ладно, иди. Из солдат кого-нибудь возьмите с собой, из надежных, быстрее будет дело.

— Симонян, Нуркаев! — скомандовал Рахманов. — Берите лопаты, ломик и — за мной, живо! Валя, пошли!

И они исчезли в таежной чаще.

Время без них тянулось очень медленно. Витька походил вокруг вертолета и нашел Маруську. Она пристроилась возле колеса и ела одуванчик. Видно, кто-то, слезая, зацепил ее ногой и сбросил на землю. Витька нарвал ей пучок одуванчиков и сунул обратно в фюзеляж. Солдаты разбрелись по кустам. Кто сидел и покуривал, кто искал ягоды, кто спал: ночь у них была бессонной, утро и день — тяжелыми. Где-то по океану катилась Волна, а здесь ничего не напоминало о ней: ни спокойные верхушки деревьев, ни чистое небо, ни светившее с него солнышко. Кругом росло много красивых таежных цветов, и Витька довольно быстро нарвал большой букет. Хотел похвастаться им перед дядей Юрой, но тот лежал возле своей машины на животе, и вид у него был такой — не подходи. Поодаль распростерся в такой же позе угрюмый лейтенант Бизяев.

Подумав, Витька разделил букет на две части. Одну он решил отдать мамке, чтобы она не сердилась на него и не вспомнила, что хотела отлупить, а другую подарить Ларке Лапаевой. И пусть только Хомка попробует дразниться! Он так его вздует, не посмотрит на дружбу! И еще Витька отделил небольшой букетик, предназначив его для тети Любы Слезкиной. Понес цветы в вертолет. И в это время на поляне появились старшие лейтенанты Рахманов и Савватьев и двое ушедших вместе с ними солдат. Слезкин с Бизяевым вскочили на ноги.